Глава вторая . страница 6

НАЧАЛО
ПРЕДЫДУЩЕЕ

Я поднимался по скулящей деревянной лестнице на второй этаж, пытаясь вспомнить, где именно Дженифер устроилась на ночь. Большой старый дом поскрипывал половицами и вздыхал как живой. Я чувствовал себя в его чреве уютно и покойно. Я люблю большие старые дома, построенные с любовью, без дурацких ограничений или попыток сэкономить. Дома, чье предназначение стоять веками, наблюдая за неспешной сменой поколений. Мне кажется, простое человеческое счастье – то, за которое действительно стоит бороться, заключается в том, чтобы у тебя был такой дом, чада и домочадцы, достаток и уверенность, что этого никто у тебя не отнимет. Сегодня в мире становится все меньше таких домов. Люди стекаются в огромные города-муравейники и возводят там совсем другие дома. Огромные многоэтажные многокомнатные соты. Я никогда не мог понять, как можно жить в таких уродцах. А ведь многие стремяться туда по собственной воле!
Возможно, у меня есть некие дополнительные чувства, недоступные другим людям. Находясь где-нибудь в лесу, вообще в какой-нибудь безлюдной местности, я всегда чувствую, если поблизости кто-то появляется. Для меня люди излучают нечто вроде света или тепла, и я улавливаю его, как слепой улавливает кожей солнечный свет. Я могу почувствовать опасность – я всегда знаю, провалится ли лед под ногой. Однажды я остановился перед вполне крепким на вид мостом, и долгое время не мог заставить себя стегнуть лошадь, направив свой возок на его деревянный настил. И в конце концов с противоположной стороны подъехали двое верхами, и мост рухнул под ними, едва они достигли его середины. Это не было предчувствием, нет. Просто подпиленный мост ощущался по другому. Не так как целый.
Для меня всегда было неприятно находиться рядом с этими огромными домами-муравейниками, или даже поблизости к ним. Сотни и тысячи людей, оторванные от своих корней, изъятые из цепи поколений, роятся в них, подобные огромным насекомым, лишенные индивидуальности, похожие друг на друго как патроны в обойме. И каждый бросает в пространство эманации обиды, раздражения, зависти, злорадства, страха. Отдельные очаги этих эманаций заключают меж собой кратковременные союзы, которые уже с момента заключения несут в себе заряд саморазрушения, и их распад – всего лишь вопрос времени. Все это складывается в огромный клубок, и нет никаких сил выдержать выброс такой силы, и мое шестое чувство отключается, я чувствую себя ослепшим.
А в таких местах как этот дом я как бы прозреваю.
Дверь в комнату Дженифер была закрыта, и это заставило меня на секунду замереть в нерешительности. Как-никак – девичья спальня. Мне пришлось напомнить себе, что я здесь в качестве «медперсонала», а не с воздыхательными целями, и тогда дверь перестала притворяться распаляющим страсть препятствием, и превратилась просто в дверь.

* * *
Она думает, что я все могу, все дело лишь в том, что сейчас я сломан, а вот если выкарабкаюсь.... Даже не так – вопрос «если» для нее не стоит. Она не хочет слышать про «если». Только про «когда», а лучше про «как только». И уж она-то сделает все, чтобы меня вытащить. Сама надорвется, а будет тащить, волочь, пинать... Для нее это вопрос выживания. Хотя нет, это я так вижу... Это мне ясно, что ей без меня не выжить, это я знаю, что у меня нет права оставить ее одну. Она воспринимает это иначе. Она готова на все. В том числе и на то, чтобы остаться одной, если надо. Лишь бы я выкарабкался. И вытаскивая меня, она делает это не ради собственного выживания. А из любви.
А если забыть о том, что я постоянно норовлю ускользнуть из этого мира куда нибудь еще и не вернуться, то для нее ясно, что помимо этого я могу все. Ну, или почти все. Во всяком случае, мне ничего не стоит усмирить парочку молодых ублюдков, которые – вот несчастье! – снимают квартиру прямо над нами.
Я подмимаюсь по лестнице, и моя нога в облегающих ногу спортивных тапочках мягко оглаживает ступень. Вес плавно перетекает с ноги на ногу и тело послушно скользит вверх. И мне муторно. И страшно. И очень не хочется звонить в эту дверь. Я бы совсем не испугался и десятка таких ублюдков, встреться они мне где-ниубдь в темном парке. Но здесь – мое жилище. Здесь моя жена и ребенок. И они уязвимы. Поэтому силовое решение здесь исключено. Мне нужно найти слова. А какие слова помогут, когда там за этой дверью, которую аж трясет от грома динамиков, - пиво, травка, бритый затылок и пальцы веером?
Дождавшись паузы между песнями я давлю кнопку звонка.
- Ну, чего надо?
Передо мной типичное бритоголовое человекообразное. Тупые поросячьи глазки с дурманной поволокой. Характерное напряжение отдельных лицевых мышц яснее всяких слов говорит мне о том, что с этим лицом говорить не о чем. По крайней мере в данный момент. Чем же его ошеломить? Я устанавливаю с ним глазной контакт и пытаюсь внимательно в него вглядется. Он начинает нервничать.
- Телефон.
- Че? Какой, нах, телефон?

- Твоих родителей.
- Зачем? – я своего добился, он искренне удивлен.

- Они ж у тебя в МВД работают.
- Ну да... Отец... Да ты кто вообще такой? Че надо? – спохватывается он.

- Я твой сосед снизу, если ты забыл. А надо поговорить.
- Ну... Говори! – за его спиной еще одна такая же тупая голова и еще две каких-то девахи.
- С тобой я уже говорил. Теперь хочу с твоим отцом поговорить. Так как, дашь телефон?
- Да че тебе надо? – он протягивает руку и пытается ухватить меня за ворот рубашки. Я почти незаметным движением чуть смещаюсь в сторону и чуть подталкиваю ладошкой его руку под локоть. Этот контакт моей руки его локтя почти неуловим. Да к тому-же он пьяный, так что для него его рука просто проваливается в пустоту.
- Мне надо, чтобы ты музыку сделал потише. У меня ребенок заснуть не может.
- Да ты че вообще?
- Ты другие слова кроме «че» знаешь? Если знаешь – то лучше не говори.
У него в голове затор – он пытается осмыслить эту фразу.
- Мужик, я тебя по человечески прошу, сделай чуть потише, а? Ну не может ребенок заснуть под такой гром. Или дай мне и вправду телефон своего отца, пусть он тебе объяснит, что такое дети, если ты сам не понимаешь.
- Да пошел ты! – он пытается захлопнуть дверь, а я блокирую его попытку ногой.
- И еще, мужик, ты пойми, я к тебе не права качать пришел, у меня выхода нет – у меня ребенок не спит, мне деваться некуда.
Последнюю фразу я произношу многозначительно, и даю двери захлопнуться. За дверью вновь начинает греметь концертная стереосистема, потом громкость резко убавляют. Я тупо пялюсь на эту дверь и думаю, да, Рики тики, на данный момент ты можешь и дальше думать, что я все могу, стоит мне только захотеть.
Дверь превратилась просто в дверь, я толкнул ее, и она открылась с легким скрипом, и я вошел.
Дженифер спала, но спала беспокойно. Ее явно мучал какой-то кошмар. Она постанывала, и покусывала губы. На ее застывшем как из воска лице отражалось мучительное напряжение и внутренняя борьба. Что мне делать? Будить ее? Может, позвать доктора? В конце концов, это всего лишь дурной сон. Я решил немного подождать, может само пройдет. Лампу я поместил на ночной столик, до предела закрутив фитиль, поправил сползшее на бок одеяло и опустился в вольтеровское кресло рядом с кроватью.
ПРОДОЛЖЕНИЕ